сообщал: жить Батя переведён на «дотацию». То есть, гикнуться, может в любой момент. Миг бытия даётся без гарантии следующего мига. На дотации пожизненные специалисты обычно держались недолго. Психика не выдерживала. Либо их кончали «в силу производственной необходимости», либо они кончали с собой сами, либо их утилизировали как «утративших адекватность» — сходили с ума, если попросту.
— Выход есть! — голос Дауна раздавался из... из самого Бати!
Потянуло.
Внутри у Бати жила жадность. Ну, это я и без оккультных путешествий хорошо знал. Паучок его личной памяти всё ещё держал свои лапки на контрольных торгово-финансовых узлах, приносящих состояние. Ага! Вот центр удовольствия, в котором Батя сам себя хвалит за удачно слитую предыдущую инфу и наслаждается, прямо как прыщавый юнец, званием Героя. Ух ты! Он бережно, оказывается, хранит внутри себя самого... Что это?! Сердце?
Сердце, как морская двустворчатая раковинка, стало раскрываться.
Свет! Удар! Дезориентация. Дикая внетелесная болезненность.
— Люди, не помогающие друг другу, идут к распаду, — Давид обращался не ко мне. Его выколотые глаза смотрели на Уана.
— Что? Прокуратор! Не подумай, что мы говорим друг с другом. Нам не о чем говорить друг с другом. Прокуратор! Мы говорим исключительно лишь для тебя. Жизнь людей — это «учебный сон». А их дела — ну, что-то вроде автоматического письма. Что? Прокуратор, ты когда-нибудь имел дело с автоматическим письмом? — Уан широко повёл рукой вокруг, как бы указывая на бесконечные, сами собой появляющиеся «буквы» вокруг. На мачты, на избы, дороги, клонов, управу, баржи, город...
— Гений — это болезнь. Жизнь пришла к своей безымянной гениальности. Гений стал коллективным. А коллективный гений никогда не бывает добр! — эту сентенцию мне поведал, глядя широко открытыми глазами прямо на солнце, Хотелло.
— Прокуратор, сколько у тебя глаз? Правильно, два. Благодаря бинарному зрению, ты видишь предметы в объёме. А сколько у тебя точек зрения на один и тот же смысловой предмет? Ты когда-нибудь видел то, что люди называют «сутью», в движении и в объёме? — на сей раз риторикой блеснул Квадрат.
— Выход есть! — Даун-призрак находился в общей группе. Пацан. Но видно было, с каким подчёркнутым пиететом к нему относились все остальные. Пацан не клёкотал и не заикался. Он тоже смотрел на солнце.
Посмотрел и я в ту же сторону, что и все. Зря. Снова световой удар, очередной бесславный полёт в тартарары, хаотичное и мучительное рассыпание на части и осколки, и ещё более мучительное их стягивание в первоначальное ядро освобождённого личного сознания.
Мне казалось, что этот бесконечно повторяющийся урок — преодоление светового барьера — невозможно постичь или выучить. Не удастся его списать у соседа. И нет никакой возможности заглянуть в ответ, чтобы схитрить, или хотя бы подогнать к нему решение. Для таких, как я, свет означал смерть.
Рубикон не бывает компромиссным. Свет «прижигал» всё сразу покрепче активированного на уничтожение ошейника. Отскочить могла не только дурная голова. Всё вообще отжигалось и отскакивало на раз! Со всеми вытекающими вариантами труднопроверяемой (после такой — ха-ха! — практики) софистики. Есть ли жизнь после жизни? Есть ли жизнь после смерти? Есть ли смерть после смерти? И так далее.
Тварь бесновалась, чуя близость небывалой для себя кормушки. Она уже, я полагаю, начала заранее нетерпеливо рассчитывать, как засунет свои технологии-метастазы в соседний мир... Ближайший континентальный сервер-интерпретатор среднего звена сгорел от перенапряжения.
— Выход есть! Выход есть! Выход есть! — мальчишка щёлкнул в воздухе пальцами. И... И солнце погасло!
Зато я отчётливо увидел нечто такое, что заставило забыть о погашенном светиле. Штучку-дрючку в разрезе. То самое! Яйцо в яйце. Обычную знакомую землю и естественный круговорот органики на её поверхности. Всё живое на земле состояло, по сути, из многократно использованных органических останков — из трупиков раздробленных на молекулы предыдущих жизней. Это была главная, синтезированная временем и энергией, пополняющаяся физическая база бытия. От неё брало начало начал всякое тело — строительные элементы, пищу. Буквально под ногами таилось в плодородных грунтах ключевое условие телесного существования. Био! — Разнообразие и опора для всех живых видов и форм. Чем толще эволюция нарабатывала свой живоносный слой, тем «толще» и разнообразнее в нём плодилась и нарождалась всякая живность.
— Выход есть! Выход есть! Выход есть!
Ба! Земляное яйцо покрывала толстенная невидимая скорлупа. Ну да, ноосфера. Плодородные останки. То же самое, только сверху. Яйцо в яйце! С зазором между двумя замкнутыми самими на себя ипостасями. С условным, всё более сокращающимся, как шагреневая кожа, «небом» — пространством между твердью под ногами и невидимой твердью над головой. Я пригляделся. В толще скорлупы, составленной из бесконечных останков знаний предыдущих цивилизаций, из осколков знаний палеовизитов, из явно нечеловеческих мыслеграмм и кишащих повсюду образов, привидений, хищных и смиренных желаний, сгустков каких-то эмоций, — повсюду в этой толще кишела своя, невидимая для физического глаза, жизнь. Какие-то «небесные цари» пытались строить в верхней скорлупе свои жестокие и примитивные царства. Какие-то душесосущие существа спускались к самой земле и охотились на людей. Мрази здесь скопилось не меньше, чем в избе у Давида, когда он «дал разум» мухам. Мне показалось, что более тошной картины я никогда в жизни не видел.
Отшатнулся!
Сравните. На физическую землю из космоса сыпалась пыль и ежегодно прибавляла планете не собственный вес. А как и чем прирастала внешняя скорлупа? Снизу невидимый ноосферный потолок пополнялся, как и положено плодородному слою, трупиками отработанных «истин» и знаний. Круговорот разума работал. Слой «ноо» потихоньку тяжелел и прирастал вниз, как брюхо циклона, навстречу прирастающему вверх «био». Невидимое как бы имело тенденцию достичь видимого. И то, и другое стремились когда-нибудь слиться. От этого простого понимания по всей Вселенной прошёлся озноб! Могло, значит, рвануть. Между «ноо» и «био» уже искрило местами. И кратчайшим проводником в этих разрядах выступал человек. Небоземная амфибия. Не специально. Просто в силу своего двойственного развития. Именно через него «замыкало» легче всего. В яйцо ноосферы также сыпалось кое-что извне. Я бы не смог подобрать этому название. Сверху внешняя скорлупа была покрыта, как бронёй, тем, что люди называют словом «непостижимое». Получается, все на этой планете были обречены. Есть только еденое и жить только житым. В этот момент я стал, пожалуй, солидарен даже с самыми отчаянными устремлениями Твари. Непостижимое отделяло нижний мир от чего-то такого, что находилось за гранью непостижимого...
Озноб повторился!
Перед мысленным взором возникло кошмарное видение слившихся, наконец, «ноо» и «био». Разряд длился очень недолго. Демоны, получившие прямой доступ ко всему вещественному, материализовались и пахали планету под новый сезон — перемешивали всё со всем. Довершало воплощение ужаса развращённое, невоспитанное и слабоуправляемое воображение самих людей. По всей планете можно было найти лишь несколько островков-оазисов, сохранивших людскую жизнь в привычной для неё форме. В центре каждого из таких оазисов находились «держатели мира» — могучие одиночки, способные держать абсолютное живое равновесие в самих себе, разумных и обыкновенных, и делиться этой силой в некотором радиусе вокруг. Это и был, уцелевший после молниеносной «зимы» и хаоса, многосезонный «семенной фонд» — посадочный материал для нового витка будущей цивилизации. М-да... Радиус жизни в оазисах чем-то по своему принципу был похож на радиус ошейника в зоне. Видимо, принципы в мире существуют одни на всех. Скрижали. Просто каждый переворачивает их на свой лад. Как песочные часы.
Вселенную трясло от озноба!
Тварь сожгла ещё два узловых сервера.
С Батей мы работали хоть и намного медленнее, но аккуратнее. Не сожгли ничего ни разу.
— Выход есть!
Даун поднял указательный палец вертикально, от которого ввысь ушёл расширяющийся конус — дорога, которая легко пробила броню «непостижимого» и в бессолнечный земной мир ударило таким убийственным светом, что я полыхнул на месте, не успев даже охнуть.
КНИГУ СЛУЧАЙНОСТЕЙ КТО-ТО СЛУЧАЙНЫЙ, СЛУЧАЙНО ПРОСНУВШИСЬ, СЛУЧАЙНО ОТКРЫЛ. И КНИГА СКАЗАЛА: «ТЫ СМОЛОДУ ЧАЯЛ, ЧТОБ В МИРЕ СЛУЧИВШИСЬ, ТЫ В МОРЕ ПЕЧАЛЕЙ ОТ СЛУЧАЯ К СЛУЧАЮ ПРАВИЛЬНО ПЛЫЛ! В КРАЮ ЗАПЯТЫХ, ИЛЬ ПУСТЫНЬ МНОГОТОЧИЙ СЛУЧАЙНОСТЯМ ВНЕМЛЮТ. И ВСЯК НА СВОЙ ЛАД НАХОДИТ В СОЗВУЧЬЯХ ПРОРОЧЬИХ И ПРОЧИХ СЛУЧАЙНЫЕ ЗНАКИ ПОРОЧНЫХ, НО ПРОЧНЫХ СУДЕБ, ЧТО КРАСОЮ ПОЧТИЛИ СЕЙ САД». АХ, ДО ЧЕГО ЖЕ ВСЁ НЕОБЫЧАЙНО! НЕЗРЯЧЕЕ «БЫТЬ» ПРОЗРЕВАЕМО В «БЫЛ»... КНИГУ СЛУЧАЙНОСТЕЙ КТО-ТО СЛУЧАЙНЫЙ, ЧУЖОЙ ИЛИ СВОЙ, НО С ДУШОЮ ВЕНЧАЛЬНОЙ, — СЛУЧАЙНО УСНУВШИ, СЛУЧАЙНО ЗАКРЫЛ.
Течение непрерывно.
Всему остальному приходит конец.
Считайте, что это — записки «того» путешественника.
Роман без слов существует.
Как же поведать о том, что ещё не расколото?
Для начала хорошо бы